Интервью с газетой «Культура»
Дмитрий Дюжев: «Какая глупость — неуважение к Родине»
Накануне сочинской Олимпиады в кинотеатрах страны прошла премьера альманаха «Чемпионы», посвященного победам наших спортсменов. «Культура» встретилась с создателем одной из новелл — популярным актером Дмитрием Дюжевым.
культура: «Чемпионы» — продюсерский или авторский проект?
Дюжев: Скорее, первое: сначала позвонили, предложили поставить историю, которая мне не понравилась. В ней не хватало стремления к победе, испытаний, драматургии. Захотелось рассказать о Сихарулидзе и Бережной. Вот это жизнь, отношения, перипетии! Спортивные победы — лишь деталь их судьбы.
культура: Одновременно и хлеб насущный. А зачем обществу спорт?
Дюжев: Человек рождается спортсменом. Первый моторный опыт получает, ползая и хватая, падая и поднимаясь. Учится ходить, бегать, прыгать. Растущий организм требует больших нагрузок, формирующийся характер — соревнований и побед. Помню, как отец учил меня играть в футбол, и — особенно ярко — Олимпиаду-80. Мне было всего два года.Семья собиралась у маленького телевизора, все кричали «Ура!». Может быть, поэтому я очень переживал за сочинскую Олимпиаду. Хотелось делиться радостью, а в ответ твердили: не построят, не успеют, отменят! Мой сын недавно рвался в садик: Ване поручили выучить стихотворение для постановки, дали костюм олимпийского символа — леопарда, он считал дни до открытия.
культура: Давно у страны не было праздника, в который бы верили дети...
Дюжев: Самосознание общества проходит пиковую точку. Мы многое потеряли, упустили, но начинаем понимать: какая это глупость — неуважение к Родине и своему народу. Никогда не станем жить лучше, если будем засыпать и просыпаться с дурными чувствами: страну не люблю, государство презираю...
культура: В Вашей судьбе присутствует социальная логика: артист Дмитрий Дюжев повторил путь отца.
Дюжев: В детстве видел полупустые залы провинциальных театров, крохотные зарплаты, ссоры, интриги, пьянство от безысходности — малопривлекательную изнанку ремесла, к которому меня ничто не располагало. Я рос стеснительным, замкнутым. Отец хотел найти свой шанс, не удалось. Говорил: «Может быть, ты сумеешь — поступай в театральный».
культура: Большинство актеров не советуют детям идти по их стопам.
Дюжев: Присоединяюсь. Несколько раз срывался — хотел бросить институт, сбегал, как из сумасшедшего дома. То, что все-таки остался в профессии, не закономерность, а «дао» — я доигрываю за отца. После ГИТИСа стучался в кабинеты, умолял: снимите меня в кино, готов на любую роль. Но чтобы приблизиться к самой нижней ступеньке карьеры, пришлось многое преодолеть. В программе всякого театрального вуза первые два года личность студента стирается в пыль: ты никто и ничто, или что изволите — трава, дерево, животное.
культура: Секта?
Дюжев: В своем роде. На третьем-четвертом курсе пустоту заполняют драматургией, живописью, музыкой, философскими и религиозными учениями, которые хочется немедля примерить на себя. И, получив дозу адреналина, понял: без сцены не могу. Единственный шанс избавиться от актерского ремесленничества, ревности, тщеславия дает профессиональная востребованность. Возможность выбора роли.
культура: Но, так или иначе, исполнитель остается несвободен?
Дюжев: Артист играет нервами. Он обязан выходить на сцену внутренне обнаженным, чтобы получить от публики мощный импульс. Случается одно из двух: или зал пожирает тебя, или ты подчиняешь его себе. Актерские неудачи распаляют эмоции публики: «Ах, вот он — тот, кто о себе возомнил, за кого мы заплатили деньги: какая бездарность... ату его, подлеца!» Твой провал для зрителя — незабываемый праздник. Всегда есть риск, что будут разрушены психика, жизнь и судьба.
культура: Режиссер «Бригады» Сидоров давал установку: «Ребята, лепим «Крестного отца»?
Дюжев: Наоборот, просил не пересматривать Копполу, не хвататься за чужие штампы. Иногда давал самостоятельно репетировать эпизоды, чаще требовал конкретной интонации, контролировал роль до мельчайших деталей...
культура: А как Вас приняли в «Бригаду»?
Дюжев: Фотография из альбома актерского агентства попалась на глаза помощникам режиссера. Долго искать не пришлось — меня уже знали как актера ТЮЗа.
культура: Все выходило само собой?
Дюжев: Помог первый театральный опыт. Я учился у Марка Захарова, участвовал в ленкомовских массовках. Никто не верил, что мне могут доверить эпизод с текстом, было очевидно: будущего в «Ленкоме» нет. Я водил наш курс показываться в другие театры. Не каждый из однокашников соглашался на эти вылазки — мы ставили успешные капустники и мечтали о своей площадке, хотели быть как «фоменки». Стало понятно, что ничего не выйдет. Пришел к Яновской в ТЮЗ. Взяли. Два сезона играл сказки. Изображал животных. Лучшей школы поиска оригинальных персонажей просто не бывает: подсматривая в зоопарке и в быту, впитываешь самоиграющую органику.
культура: Первый экзамен в кино Вы сдали, сыграв Азефа в шахназаровском «Всаднике по имени Смерть».
Дюжев: Мне было 24, герою 40, не понимал, зачем я нужен. Шахназаров «прокачал» несколькими уровнями существования персонажа: внешний, внутренний, скрытый — опасения, тайные желания, готовность принять решение в каждую секунду. Он ставил нам с Паниным индивидуальные задачи — не давал общаться на репетициях, раздельно подводил к первому дублю. Стравливал. Я жил в предвкушении краха, так же как и мой герой, — «пан или пропал». Подошел к режиссеру, до конца не веря, что получилось. Шахназаров включил монитор: «Посмотри, это же другой человек!» Я отвернулся и заплакал. Если есть слезы радости в актерской профессии, это были они.
культура: Как работалось на «Жмурках»?
Дюжев: Балабанов — абсолютный диктатор, не принимал импровизацию. У него было удивительное чувство правдоподобия действия и кадра. На первой пробе грима показал фото реальных бандюков. Я вошел в образ: как показался, таким и пригодился. Балабанов отсекал дальнейшие разговоры, твердил: «Я за тебя все уже сделал, не думай ни о чем».
культура: А на «Острове» Лунгину Вы предложили персонажа, отталкиваясь от личного опыта?
Дюжев: Бывая в монастырях, дважды сталкивался с «отцами Иовами», один — бывший милиционер, другой — с армейским прошлым. Они проводили собеседования с паломниками: «Откуда будешь, как пришел к вере», затем пропускали к настоятелям. Лунгин принял эту версию монаха.
культура: Иов — драматический персонаж?
Дюжев: Несомненно. Амвросий Оптинский говорил, что значит быть настоящим монахом: «Когда Небо прильнет к Земле и пробьет твой последний час — не убоишься». Иову была неведома такая вера. Но, приняв свой крест, он обрел внутренний мир.
культура: Вы снимались в «Утомленных солнцем 2». Как работает с актерами Михалков?
Дюжев: У Никиты Сергеевича индивидуальный подход к каждому — он как гипнотизер или психотерапевт — наперед знает, какое дерево ломается, а какое гнется. Моментально видит психотип исполнителя. На нескольких репетициях один начинающий актер играл неубедительно, мы с коллегами ломали голову — как помочь парню раскрепоститься? Ничего не могли придумать. После генерального прогона Михалков подошел к нему и что-то шепнул на ухо... Камера! Мотор! И случилось чудо — такая судьба заблестела в его глазах, репликах. Забыв про свои роли, мы удивлялись: что стряслось с человеком? После съемок просили открыть секрет, а Михалков: «Э-э-э, старички, это дело индивидуальное, тайное!» Секрет остался нераскрытым. Лучше верить в чудо, и тогда оно исполнится. Феллини говорил: «Хочешь убить свой фильм — расскажи о нем».
культура: Что самое трудное в актерской и режиссерской профессии?
Дюжев: Бездействие. В ожидании роли сидишь на скамейке запасных и мучаешься: когда же твой выход. Спасает сцена, но это совершенно другая профессия. В театре учишься на репетициях, поднимаешься на волну, взлетаешь и паришь. Кино — экзамен, который можно сдать только на пять.
Источник: